9 декабря Уйгурский трибунал вынес свое осуждающее решение по поводу нарушений прав человека, предположительно совершенных китайским государством в Синьцзяне. За последние месяцы этот базирующийся в Лондоне народный трибунал заслушал показания международных ученых, а также выживших в китайских лагерях содержания под стражей и перевоспитания.
Хотя постановление не имеет юридической силы, цель состоит в том, чтобы подчеркнуть отношение к уйгурам, казахам и другим тюркским мусульманам на северо-западе Китая. Рэйчел Харрис, британский этномузыковед и специалист по уйгурам, описала стратегию государства как попытку “уничтожить целую культуру и терроризировать целый народ”.
Много было написано об уничтожении уйгурского наследия: мечетей и святынь, старых городских центров и традиционных захоронений. Чтобы понять, какое нематериальное наследие утрачивается – то, что буквально замалчивается – в ходе этого бульдозерного уничтожения, были опрошены уйгуры в изгнании и международные ученые с большим опытом работы на местах.
В мусульманских звуковых ландшафтах по всему миру Азан является наиболее заметной из нот. Призывы к молитве, однако, долгое время отсутствовали в городской уйгурской жизни, и теперь, как сообщается, даже личная преданность была приглушена. В рамках политики, называемой “становление семьей”, правительственные чиновники отправляются в дома уйгуров, чтобы искоренить все, что считается незаконным (владение книгами на уйгурском языке, ношение традиционной одежды).
Ученые и деятели поп-культуры исчезли в массовом порядке, среди примерно 1,5 миллиона человек, содержащихся в лагерях “перевоспитания”, с детьми в возрасте одного года, разлученными с родителями и помещенными в государственные детские дома на мандаринском языке. Школам запретили преподавать уйгурский язык, и с 2017 года учебники на уйгурском языке не издавались. Стремясь искоренить коренную культуру коренных народов, уйгурский язык, звук и музыка отрезаются от общественной и частной сфер.
Теперь все собрания – публичная молитва, фестивали Мазхара (святилища), традиционные вечеринки с мешрепом, хип-хоп–шифры, даже футбольные матчи - были объявлены вне закона. Примером могут служить мазхары, которые разбросаны по всей пустыне, а также в городах и поселках. До того, как они были разрушены, эти святилища были закрыты. Это привело к тому, что структуры сельских общин и древние культурные практики, которые их активировали, также были закрыты.
Уйгурский ученый, пожелавший остаться неизвестным, описывает, каково было там находиться. В Имаме Асиме были горшки для тандури размером с небольшую комнату, в которых группа мужчин с лопатами помешивала тушеное мясо под названием шейланг. Паломники добавляли все, что могли (овцу, которую они привели на убой на месте; одно зернышко риса). Эти уйгурские культурные мероприятия в настоящее время отсутствуют из-за подавления со стороны китайского государства.
Австралийский институт стратегической политики оценивает количество мечетей, мазхаров и кладбищ в Синьцзяне, которые были повреждены или разрушены с 2017 года, в 80 %.
В других местах была создана модернизированная версия живой уйгурской культуры. Этот процесс лучше всего иллюстрируется тем, что произошло с meshrep. В этой уникальной уйгурской праздничной традиции музыка и рассказывание историй используются для передачи культурных или нравственных знаний. Китай добивался включения мешрепа в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО в 2009 году. Тем не менее ЮНЕСКО предоставила Китаю статус наследия, который он хотел, и Китай незамедлительно запретил традиционные массовые собрания представителей mesh.
В деревнях теперь есть санкционированные государством центры meshrep с фресками с лозунгами - “Все, давайте танцевать”; “Добро пожаловать в наш meshrep” – которые дают представление о том, что является “здоровым” (т. е. приемлемым) meshrep, а что нет. Религиозная лирика переписана как революционный патриотизм. Уйгуры вынуждены присутствовать.
Исполнители также должны принять участие в экзотических представлениях с песнями и танцами, которые обслуживают растущую национальную индустрию туризма. Эти шоу превращают уйгурский народ в “пустые сосуды, которые поют, танцуют и улыбаются туристам, но не имеют права развивать свою собственную культуру или религию”.
Мукаддас Миджит, уйгурский ученый, режиссер и танцор, родившийся в Урумчи в 1980-х годах, который впервые уехал из Синьцзяна в Париж в начале 2000-х годов, чтобы изучать классическое фортепиано, но когда она поняла, что никто во Франции ничего не знает о том, откуда она родом, она обратилась к этномузыке и углубилась в историю своей семьи. Она обнаружила, что ее прадед был суфийским мастером. “Я пришла к своему наследию благодаря учебе”, - говорит она. “Это стало моей жизнью".
В прошлом году Миджит и Харрис организовали онлайн-мероприятие, объявленное первым трансконтинентальным уйгурским концертом. Под лозунгом “Тоска по дому” музыканты со всего мира в течение двух часов играли из классического репертуара мукама. Это довело Миджита до слез.
“Это действительно прекрасно - слышать эту музыку”, - сказала она. “Прекрасная песня, прекрасные стихи. Это мы, это наш голос, это наша культура”. Изгнание всегда было мощной музыкальной метафорой. Но в контексте бедственного положения уйгурского народа это не образность. Это чрезвычайная ситуация.
