«Черные пески» — Кара-Кум — на сотни километров окрест. Зной да колючка «перекати-поле». Постоянные песчаные бури... Но и в этих местах испокон веков жили люди — «вгрызались» в барханы туркмены, народ с древней историей.
Поселок Кара-Кала был одним из сотен таких же мест. Единственное, что отличало его от других, — расположение в пойме реки: хотя бы с водой проблем не было. Вот тут-то 85 лет назад и родился Давлет.
Родня, как водится, была многочисленной: дядьки, тетки, кузены, кузины... Из самых близких же лишь младшая сестра да мать с отцом, простые колхозники. В 1941-м, в самый канун Великой Отечественной, тиф забрал отца. Тогда же кончилось детство. Всю войну Давлет работал на полях: и пахал, и сеял. За этот доблестный труд спустя многие годы он был удостоен медали «Труженик тыла».
В первые послевоенные годы голод не отступал. Кормились порою только тем, что собирали колоски после жатвы. И радовались, что власть отменила пресловутый «расстрельный» закон, приравнивавший сборщиков колосков к расхитителям социалистической собственности.
Еще выручал ишак. Серый облезлый ослик был собственностью семьи. По утрам Давлет с сестрой шли на берег, собирали там хворост, грузили на животину и — в райцентр, за три километра. Там меняли хворост на пол-лепешки, «завтракали» и шли в школу. Откуда только взялась тяга к знаниям, но пацан, — хотя никто ему об этом не говорил, — отчего-то был твердо уверен, что надо учиться...
* * *
В 1948-м, после семилетки, поступил Давлет в Ашхабадский педтехникум. Учился с усердием, читал запоем. Жил у тетки, деля комнатку с еще одним родственником–студентом. Будущее рисовалось прекрасным.
...В тот год страшное землетрясение в одночасье буквально сравняло столицу Туркмении с землей. Погибших — десятки тысяч, раненых — еще больше. В городе уцелели лишь три здания. «Все они были круглой формы, — вспоминает Давлет Аманович, — а остальные превратились в пыль…»
Сам парень выжил только потому, что обвалившийся потолок «усадил» его и «сложил» так, что голова на согнувшейся шее оказалась в... воздушном мешке. А поскольку он был без сознания, не паниковал. Пять часов находился в коме, пока не подоспели спасатели. Очнулся Давлет на центральной площади, куда отовсюду свозили раненых. Там их осматривали и отправляли в больницы: кого — в дальние туркменские, а кого — в узбекские и казахские. Весь перебинтованный и «зашиненный», Давлет с подозрением на травму позвоночника оказался в Ташкенте.
Диагноз, к счастью, не подтвердился: компрессия, сильный удар. Но восстанавливался парень долго. Вернувшись, не узнал города, от техникума даже следов не осталось. Уехал Давлет на малую родину, в Кара-Калу. Там окончил десятилетку, стал комсоргом, и опять — в столицу, за знаниями.
Ашхабад снова было не узнать. Отстроилась столица, красивее стала. Весь Союз поднимать ее помогал… Давлет мечтал об университете, но судьбе угодно было направить его стопы в медицинский институт. Учился отлично, руководил комитетом комсомола факультета. Был среди тех считанных студентов, которые получили сталинскую стипендию, — 800 рублей. Впервые в жизни Давлет смог купить хлеба вдоволь…
На четвертом курсе — повестка в военкомат. Там долго не разговаривали и вместе с еще несколькими лучшими студентами направили его в Саратов, где на базе военно-медицинского факультета мединститута готовили авиационных врачей. Такой поворот судьбы привыкший к переменам Давлет принял как должное. А когда летную форму примерил и лейтенантскими звездами сверкнул, да девушки встречные дорогу перебегать стали, твердо решил: мое! И ни разу за 32 года службы не пожалел.
* * *
Избранница нашего героя училась тут же, в медицинском. Поженились, в один год получили «поплавки» с обвивающей чашу змеей — извечным эскулаповским символом. И прожили вместе 56 лет.
Забегая вперед скажу, что Вера Ахмедовна не только тяжелую лямку офицерской жены достойно тянула, не только детей растила и по первому зову готова была сорваться с насиженного места, но и прекрасным врачом стала, детским ревматологическим санаторием руководила, народным депутатом была...
Авиационный врач — профессия особенная. Уже тогда их учили даже основам космической медицины, поэтому специалистами саратовские выпускники были штучными. Краснодипломнику Аманову, например, для дальнейшего прохождения службы на выбор предложили Польшу, Венгрию и Прибалтику. А он, зову крови послушный, попросился добровольцем в Туркестанский военный округ, в Кызыл-Арватский авиационный полк. А что? Всего в восьмидесяти километрах от родного селения...
Надо ли говорить, как гордились земляки, когда он впервые появился в Кара-Кале с молодой красавицей-супругой да в парадной форме с золотыми аксельбантами? Мама лет на двадцать помолодела, сестренки–братишки ни на шаг не отпускали. Он и в школе, и на колхозном собрании выступал, а в гости и вовсе ходить устал.
Старые добрые времена...
Служба медом Давлету Аманову никак не казалась: боевые дежурства, госпиталь, тревоги. Да и пустыня осталась пустыней. Ему-то привычно, а вот некоторым офицерам именно климат немало проблем создавал: не просто выживать — еще же и летать приходилось, боевые задачи выполнять.
Первое время Давлет с женой снимали квартиру; весной и летом из-за ужасной жары спали во дворе, под навесом. Мочили простыни, закутывались с головой, и скорее, пока те не высохли, засыпали. А ночью хамсин тучами нес песок с кызыл-кумов. Наутро и постель, и сами были в грязи, будто из лужи. И так ведь не день и не два...
Рожать Вера Ахмедовна отправилась в Саратов. Аманов только дежурство сдал, тут — вестовой: «Танцуйте, товарищ старлей, сын у вас!» Шутка ли — первенец! И — день зарплаты. «Обмывали» широко: единожды в жизни не вспомнил офицер, как домой добрался.
На рассвете — стук в дверь: двое летчиков из тех, с кем пил вчера. «Давлет, мы что, всё пропили? Ни копейки домой не принесли, жены скандалят!» Свои карманы проверил — большая часть получки надежно запрятана в гимнастерку. Побежал в ресторан — может, там что знают? Тут навстречу те самые офицеры, с женами под ручки, улыбаются... Оказалось, женщины мужей попугать решили — карманы обшарили, а поутру: «Да вы всю зарплату пропили!». Узнав же причину, обвинения сняли.
Еще несколько лет, втроем, «трубили» Амановы в Кызыл-Арвате. Однажды ночью вдруг сильно тряхнуло. Давлет «на автомате» с постели слетел, схватил малыша, ногой окно вышиб и — ходу, подальше от здания...
Перевод в Киргизию, что сразу им всем приглянулась, семья восприняла «на ура». «После безбрежных песков так приятно было любоваться в окно белоснежным Тянь-Шанем…» Беловодское, Токмак, Кант военврача Аманова до сих пор добром поминают. И супругу его тоже. Врачей не хватало — бывало, неделями, сутками напролет дежуря, не виделись. Но дочь все же родили. Элла Давлетовна, потомственный медик, ныне врачует Сибирь. Первенец же, Сергей, живет в Лондоне.
* * *
Заграницу Давлет Аманович все-таки повидал. В Германии дислоцировался боевой авиационный корпус, при нем, как положено, — авиагоспиталь, где он несколько лет командовал хирургическим отделением.
Вернувшись в ставшую родной Киргизию, Аманов был назначен начмедом курсов по подготовке и усовершенствованию кадров летного состава. На курсах обучались представители дружественных СССР стран народной демократии, в основном из Азии, Африки и Латинской Америки. Из курсантов тех лет впоследствии вышли президенты Египта, Сирии, Эфиопии, полдюжины министров обороны… Еще здесь проходили переподготовку асы государств Варшавского договора.
«Подняться в воздух проще, чем посадить самолет, — тут искусство особое требуется, — говорит Давлет Аманович. — Почему большая часть ЧП именно при посадках случается? Техника-то скоростная, моргнуть не успеешь, как в землю колом. Однажды, не успев среагировать, наш пилот в отару врезался. Сам сгорел вместе с машиной, а клочки овечьей шерсти и куски мяса мы в радиусе двух километров собирали...»
Особо запомнились подполковнику Аманову командировки в дальнее зарубежье: в Кампучию, Анголу, Мозамбик, Зимбабве. «Личный состав курсов пополнялся добровольцами, мы комиссионно их отбирали. Времена в Африке были тяжелые; желающие учиться, голодные–холодные, разутые–раздетые, буквально умоляли взять их в Союз. Из полутора-двух тысяч призывников по здоровью отбирали человек тридцать, не больше. Каких только экзотических болячек я там не увидал! И цингу, и дистрофию... Зато во Фрунзе, отъевшись, некоторые курсанты–иностранцы «права качать» начинали: и кормят не тем, и поят не так. Однажды африканцы чуть голодовку не объявили — подавай им красный рис, как дома! Спросив разрешения у особиста, поговорил я с их старшим. Напомнил, как год назад он в рваных джинсах и бечевкой подвязанных сандалиях, худющий, со слезами на глазах умолял не отправлять его назад в джунгли. «Вождь» вмиг своих охолонил...»
В 1987 году, выслужив что положено и даже сверх нормы, подполковник Аманов вышел в запас. Дома сидеть не стал — 20 лет работал врачебно-летным экспертом военной комиссии Миноброны Кыргызстана. Во многих частях на почетных досках висит среди прочих его портрет. Аксакала регулярно навещают из Канта, с российской военной базы. И плевать, что та база официально — «иностранная». Присягал подполковник медслужбы единожды, великой стране — СССР. И пристрастий своих в 85 менять не намерен...
