Эти события выявили тревожную картину китайского влияния, выходящего далеко за рамки традиционной дипломатии. Хотя поводом для восстания поколения Z послужил запрет социальных сетей, истинная причина гнева кроется в глубоко укоренившейся коррупции, подпитываемой десятилетиями непрозрачных китайских инвестиций и политического вмешательства — модель, которая аналогичным образом дестабилизировала политику Южной Азии от Катманду до Коломбо.
Протесты, свергнувшие правительство премьер-министра К.П. Шармы Оли, начались как возмущение роскошным образом жизни "детей непотизма" — отпрысков политиков, демонстративно наслаждающихся богатством за границей, в то время как обычные непальцы сталкивались с 20-процентной безработицей среди молодежи. Расследования в социальных сетях вскрыли сеть коррупции, напрямую связанную с китайскими инфраструктурными проектами и системами политического покровительства.
Китайские источники показывают стратегическое культивирование Пекином коррумпированных непальских элит. По данным мандаринской версии газеты Global Times (Huanqiu Shibao), взаимодействие Китая с Непалом выходит за рамки традиционных инвестиций в инфраструктуру, распространяясь на "многоуровневые подходы, сочетающие инвестиции, техническую помощь и мягкую силу для консолидации своего влияния в Непале".
Одним из самых скандальных стало дело международного аэропорта Покхара. Парламентское расследование выявило "нарушения и коррупцию" на сумму почти 14 млрд непальских рупий ($104 млн) в этом финансируемом Китаем проекте. Китайский государственный подрядчик CAMC Engineering систематически уклонялся от уплаты налогов, использовал некачественные материалы и взимал плату за незавершенные работы, что привело к существенным финансовым потерям для Непала.
Вмешательство Китая во внутреннюю политику Непала было особенно наглым. Бывший посол Китая Хоу Яньци активно использовала свое влияние, распределяя стипендии и вакцины, а также встречаясь с политическими деятелями для продвижения "китайской модели". Что еще более важно, Китай "агрессивно вмешивался в политику Непала и сыграл роль в объединении двух коммунистических партий — Маоистского центра и Объединенной марксистско-ленинской партии", чтобы создать благоприятное для Пекина правительство.
Эти манипуляции распространились и на экономическое принуждение. Когда в Коммунистической партии Непала в 2021 году возникли внутренние разногласия, Китай ввел односторонние торговые блокады, чтобы оказать давление на Катманду и сохранить предпочитаемые им политические договоренности. По сообщениям Global Watch Analysis, Китай использует "коррумпированных лидеров экономически слабых стран для проникновения в эти нации". Бывший премьер-министр Оли, предположительно, имел счета в швейцарском банке Mirabaud Bank на $5,5 млн, что обеспечивало значительный ежегодный доход. Эти коррупционные схемы позволили китайским компаниям получать контракты без конкурентных торгов, включая телекоммуникационный проект на $130 млн, присужденный Huawei и ZTE.
Опыт Непала отражает более широкую китайскую стратегию использования инфраструктурного долга для получения политического рычага. Помощь Китая Непалу, по сообщениям Stimson Centre, "значительно помогла сократить разрыв в инфраструктуре Непала", но сопряжена с "непрозрачными условиями кредитования, скрытым залогом и сообщениями о молчании по поводу территориального посягательства". Выводы о коррупции вокруг аэропорта Покхара "подчеркивают растущее присутствие страны в стратегической инфраструктуре и нависшие риски для ее демократической автономии".
Дестабилизирующее влияние китайских инвестиций очевидно на примере Шри-Ланки, где сильная зависимость от китайского финансирования для престижных проектов привела к экономическому кризису. Как и в Непале, Шри-Ланка брала значительные китайские кредиты на такие проекты, как порт Хамбантота, который финансировался Экспортно-импортным банком Китая по высоким процентным ставкам в 6,3% — вдвое выше ставок, предлагаемых Азиатским банком развития, — с минимальной экономической отдачей. Когда Шри-Ланка столкнулась с трудностями в обслуживании этих долгов, Китай получил в 2017 году 99-летнюю аренду стратегического порта посредством "обмена долга на акции", в то время как страна приближалась к экономическому коллапсу.
Недавние действия подчеркивают продолжающееся китайское политическое участие в Шри-Ланке. Публичный визит китайского посла к Махинде Раджапаксе подтверждает продолжающееся культивирование Пекином влиятельных политических связей. Эти маневры, наряду с последствиями протестов 2022 года, вызванных отчасти неустойчивым китайским долгом, демонстрируют не только экономическое влияние, но и явные доказательства китайского политического вмешательства и усилий по формированию траектории управления Шри-Ланкой в долгосрочной перспективе.
Китайские источники раскрывают стратегическое мышление, лежащее в основе инвестиций Пекина в Южной Азии. Статьи People’s Daily online описывают Непал как ключевой элемент для "сообщества с общим будущим" Китая и подчеркивают необходимость "стратегического партнерства сотрудничества", которое продвигает китайские интересы.
Самой показательной является реакция китайских СМИ на протесты в Непале. China Digital Times сообщила, что китайские аналитики рассматривали запрет социальных сетей в Непале — смоделированный по китайскому сценарию цензуры — как "кошмарный сценарий для лидеров в Пекине", когда он обернулся неудачей. Крах продемонстрировал "экзистенциальный риск утраты контроля" и опасности, когда авторитарная тактика терпит неудачу в демократических контекстах.
Доказательства свидетельствуют о том, что китайские инвестиции как в Непале, так и в Шри-Ланке следуют преднамеренной схеме: нацеливаться на коррумпированные элиты, предоставлять непрозрачное финансирование для экономически сомнительных проектов, извлекать стратегические уступки при сбоях в обслуживании долга и поддерживать политическое влияние через скомпрометированных лидеров. Этот подход систематически подрывает демократические институты и управление в обеих странах.
В Непале протестующие из поколения Z явно осознали эту динамику, призывая к расследованию китайской коррупции и требуя конвертации китайских кредитов в гранты. Их восстание представляет собой поколенческий отказ от соучастия политического класса в операциях китайского влияния.
Восстание поколения Z в Непале сорвало бамбуковый занавес, скрывающий десятилетия китайского политического вмешательства и экономических манипуляций. Протесты показали, как дипломатия инфраструктуры Пекина служит более широким целям политического контроля и регионального влияния, часто за счет демократических институтов и экономического суверенитета стран-получателей.
Параллельный опыт Непала и Шри-Ланки демонстрирует, что китайские инвестиции, в сочетании с систематической коррупцией и политическим вмешательством, могут дестабилизировать целые политические системы. Обе страны теперь борются с последствиями дисфункции, вызванной Китаем, и их опыт служит предостережением для других наций, ориентирующихся в расширяющейся сфере влияния Пекина.
Окончательный урок от гор Непала до берегов Шри-Ланки ясен: за обещаниями Китая о развитии скрывается просчитанная стратегия эксплуатации коррупции, подрыва демократического управления и получения стратегических уступок, которые служат гегемонистским амбициям Пекина, а не подлинному партнерству. Пока этот образец не будет признан и ему не будет противодействия, все больше южноазиатских демократий рискуют стать жертвами тени, отбрасываемой китайским "бамбуковым занавесом".