— В Республиканском центре психического здоровья проводится обследование, диагностика, лечение психически больных граждан и судебная экспертиза, — рассказывает доктор. — В центре имеется три закрытых мужских и столько же женских отделений, где проходят лечение больные с острыми формами психиатрических заболеваний, психозами. И по два отделения для тех, кто страдает более легкими формами, — неврозами. Есть детское и судебное отделения, поликлиника. До 2012 года работало у нас и отделение военной экспертизы на 50 коек, где определяли годность призывников к воинской службе. Сегодня для них оставили пять коек в отделении неврозов. Это связано с преобразованием армейской системы и сокращением числа «срочников»: на обследование к нам направляют все меньше и меньше призывников и солдат.
— И большим «спросом» пользуются эти пять коек?
— Ну, сегодня армия и военкоматы не направляют к нам столько народа, сколько было при Советском Союзе. Тогда численность войск была в разы больше — соответственно, военные комиссии выявляли значительное количество призывников, имеющих какие-то отклонения. Сейчас и ребят призывного возраста у нас, что называется, с избытком — поэтому можно выбирать здоровых, а тех, кто имеет проблемы со здоровьем, определять на альтернативную службу. Существует перечень заболеваний, при выявлении которых призывника могут направить на «альтернативку». Думаю, многие молодые люди, которые могли бы оказаться у нас на обследовании, просто не попадают в поле зрения врачей-психиатров — возможно, они проходят альтернативную службу. В нашем центре крайне редко бывают заняты все «солдатские» койки. Еще реже требуются дополнительные: в этом случае кладем пациентов там же, в отделении неврозов. Если привозят военнослужащего в «остром состоянии», кладем его в закрытое отделение… например, если он пытался совершить суицид.
— Последнее, к сожалению, в армии не редкость. Почему молодые ребята пытаются наложить на себя руки?
— Суицид уже долгое время остается одной из серьезнейших медико-социальных проблем, и не только в армии. В мире от самоубийств погибает людей больше, чем от убийств и войн вместе взятых. Различные исследования показали, что от 8 до 30 млн человек хотя бы однажды неудачно покушаются на свою жизнь. Это так называемые скрытые попытки, которые не отражаются в статистических данных. Но надо помнить, что каждый второй человек, пытавшийся покончить с собой, в течение года повторяет попытку. Учитывая, что на один завершенный суицид приходится десять попыток, можно утверждать, что суицидальное поведение является довольно распространенным феноменом. Каждый десятый человек в мире хотя бы раз переживал достаточно серьезные суицидальные мысли.
По данным ВОЗ, самоубийства являются одной из главных причиной смерти молодых людей от 15 до 35 лет — они занимают второе место после ДТП. При этом число завершенных суицидов среди мужчин в среднем в два раза больше, чем среди женщин. Представительницы прекрасного пола чаще пытаются свести счеты с жизнью, но выбирают такие способы, которые значительно реже приводят к смерти. А особенно остро стоит вопрос увеличения количества суицидов среди детей и подростков.
— Причины?
— За каждым самоубийством стоит личная трагедия, когда страх перед жизнью побеждает страх перед смертью. Доказано, что 62% несовершеннолетних совершают суицид по причине семейных конфликтов, боязни насилия со стороны окружающих, конфликтов со сверстниками и друзьями. При этом за последнее десятилетие число суицидов среди молодых людей возросло в три раза! Всего в Кыргызстане в 2011 году было зарегистрировано 909 попыток суицида, а в 2012-м — уже 1536...
— Но каким образом человек принимает решение расстаться с жизнью?
— Самоубийства бывают истинными и демонстративными. В первом случае человек действительно хочет умереть — такой суицид, как правило, не спонтанен, ему всегда предшествует угнетенное, депрессивное состояние или мысли об уходе. Именно такие суициды чаще всего бывают завершенными. Демонстративный суицид не связан с желанием умереть — это способ обратить внимание на свои проблемы, позвать окружающих на помощь. Может он быть и своеобразной попыткой шантажа. Смертельный исход в данном случае является следствием роковой случайности.
Еще один вариант — это скрытый или косвенный суицид. Он подразумевает действия, которые могут привести к летальному исходу, поведение, нацеленное на риск. В данном случае человек более нацелен на игру со смертью, чем на уход из жизни: он может любить быструю езду, экстремальные виды спорта, вести опасный бизнес, добровольно ездить в «горячие точки», употреблять сильные наркотики и так далее.
Самоубийства имеют и возрастные особенности. Для детей характерны импульсивные суицидальные действия, причиной которых чаще всего является ссора в семье, агрессивное отношение родителей. В подростковом возрасте причиной, повторюсь, являются конфликты с родителями и сверстниками, реже — с учителями. Подростки обычно тщательно планируют суицидальные действия. Среди молодых людей свести счеты с жизнью чаще пытаются девушки: в подавляющем большинстве случаев их суицидальные действия носят импульсивный характер и обусловлены ссорой или разрывом с партнером. А в зрелом возрасте на самоубийство чаще решаются мужчины: из-за финансовых трудностей, безработицы, алкоголизма и других причин.
— Скажите, окружающие могут как-то предотвратить самоубийство близкого человека?
— Я уже говорил, что суициду предшествует депрессивное состояние. Чтобы его «определить», надо знать некоторые признаки. Например, вербальные: реплики в разговорах — о суициде, о желании умереть, о своей никчемности, беспомощности, о безнадежном положении, самообвинения и обвинения других или упоминания о суициде в фильмах и литературных произведениях, а также медленная, маловыразительная речь. Но эти признаки нуждаются в уточнении. И тут могут помочь паравербальные признаки, говорящие о затяжной депрессии: изменение цвета лица, углубление естественных складок, появление дополнительных морщин, опущение уголков рта и глаз, бровей, опущенные плечи и взгляд, снижение двигательной активности и аппетита, тихий голос, немногословность. Если такое состояние длится больше двух недель, надо срочно обратиться к психиатру — без специалиста из депрессии выйти очень трудно.
— В армии суицидам тоже предшествует длительная депрессия или они скорее спонтанные? Вообще самоубийства в войсках отличаются от суицидов на гражданке?
— Конечно, отличаются. Надо учитывать, что, попадая в армию, молодой человек оказывается в непривычной среде. На гражданке конфликтные ситуации за него часто решали родители, а в армии проблемы приходится решать самостоятельно. Если у новобранца есть болезненные симптомы, были попытки совершения суицида, они могут проявиться вновь. И если солдат не получает помощи от командира, офицера-воспитателя, сослуживцев, вероятность самоубийства намного повышается.
— Вы говорили, что сегодня у военкоматов «большой выбор» призывников. Но в армию, получается, все равно приходят больные парни…
— Надо работать с контингентом со школьной скамьи, чтобы выявлять ребят, имеющих склонность к суициду, усиливать работу военных руководителей в школах, прислушиваться к их характеристикам при проведении призывных кампаний. Во время приписки в военкоматах необходимо внимательно «изучать» каждого призывника, а у нас к этому часто относятся формально. Следует проводить беседы с родителями, родственниками, педагогами. Времени на это более чем достаточно — почти два года от приписки до призыва. В личном деле каждого призывника есть графа «беседа с родителями», но при проверках мы видим, что она либо не заполнена вообще, либо там банальная «отписка». А если до армии выяснить, что парень подвержен суицидальному поведению, склонен к депрессии, то его просто не отправят служить, и войска не получат потенциального суицидента.
— Сегодня военные говорят о необходимости введения в штат армии психологов, чтобы те могли предотвращать самоубийства среди служащих.
— На мой взгляд, не только в войсках — в каждом военкомате должны быть психологи. В этом случае значительно снизится число призываемых в армию нездоровых ребят. В 1980-х годах в военкоматах проводили тестирование, которое помогало выявить призывников с неуравновешенной психикой, а сейчас такая работа практически не проводится.
— А как же программы, нацеленные на психологическую адаптацию призывников, изучение их индивидуальных особенностей, психологическую профилактику неуставных отношений и суицидальных происшествий?
— Верно, есть такие программы. Недавно я, к примеру, разработал инструкцию по психиатрическому обследованию молодых людей во время призывных кампаний. Ее распределят по всем военкоматам республики. А вообще, думаю, если сотрудники каждого военкомата будут нести ответственность за «возврат» призывников, это явление станет менее распространенным. Вот, скажем, месяц назад из одной воинской части к нам поступил солдат больной эпилепсией. Парень был призван из Токтогульского района, состоял на учете; и сам он, и родители предупреждали военкома, что у него случаются припадки. Но его все равно направили в армию. Это уже беспредел…
— Но ведь в составы призывных комиссий входят врачи-психиатры? К тому же призывники проходят несколько комиссий: районную, областную…
— Не знаю, каким образом их проходят больные ребята. Наших сотрудников в составы комиссий не привлекают, к нам парней приводят уже на экспертизу. И когда мы выявляем такие вопиющие факты, просто сердце разрывается… Никакой ответственности! За это надо наказывать. Ведь психически нездоровый человек может причинить вред не только себе, но и окружающим.
— По каким причинам чаще всего накладывают на себя руки солдаты срочной службы?
— Факт дедовщины в нашей армии отрицать бесполезно. Но нередко солдаты решаются уйти из жизни по личным причинам, получив плохие новости из дома. Нельзя забывать и то, что армия и общество взаимосвязаны, а раз мы наблюдаем участившиеся суициды на гражданке… Экономическая нестабильность, безработица, алкоголизм приводят и к росту количества самоубийств, и к увеличению числа психически нездоровых людей.
— Самоубийства совершают не только солдаты-«срочники», но и офицеры. Почему?
— Повторюсь, виной всему, как правило, социальные факторы. У многих сейчас финансовые проблемы — маленькие зарплаты, жилищные, семейные конфликты. Не секрет и то, что некоторые офицеры злоупотребляют алкоголем.
— Встречались ли вам пациенты с посттравматическим, постстрессовым синдромом? И проводится ли с военнослужащими какая-то работа в этом направлении?
— После трагедии на юге республики летом 2010 года люди, у которых была такая возможность, приезжали к нам, в отделение неврозов. Мы обычно хорошо снимаем постстрессовый синдром. Военнослужащие тоже иногда обращаются с подобными жалобами, но они делают это во время отпуска, чтобы не брать больничный лист. Иначе, даже если они будут лечиться в отделении неврозов, им потом придется проходить военно-врачебную комиссию на определение годности к дальнейшей службе. Понятно, что офицеры опасаются, хотя на самом деле часто нуждаются в нашей помощи. Государственной программы лечения постстрессовых расстройств у военнослужащих, к сожалению, нет. А она необходима: «постсттравматику» можно и нужно лечить. Если этого не делать, синдром перейдет в хроническую форму, и в дальнейшем у человека может случиться нервный срыв.